Шкурдюк был так поглощен дорогой, которая на такой скорости могла преподнести любой сюрприз, что даже не посмел поинтересоваться самочувствием улетевшего шефа. Единственное, о чём он успел попросить Донцова, так это о гарантии сохранности своих водительских прав, поскольку правила дорожного движения были несовместимы со столь бешеной скоростью.

– Это мелочь. Завтра я их вам хоть дюжину сделаю, – пообещал Донцов. – Можно даже на разные фамилии.

К счастью, на их пути не встретилось ни милицейских патрулей, ни пьянчуг, ни бродячих псов, ни таксистов, которые страсть как не любят уступать дорогу всяким чайникам.

Не прошло и получаса, как джип подкатил к Экспериментальному бюро и, описав вокруг него петлю, остановился там, где указал Донцов – с тыльной стороны, среди куч обледеневшего мусора, похожих на противотанковые надолбы.

– Я пойду с вами, – сказал Шкурдюк, которому, наверное, просто страшно было оставаться одному в столь мрачном и пустынном месте.

– Вы фильм «Люди в черном» видели? – поинтересовался Донцов. – Там агенты спецслужбы, контролирующей инопланетян, стирали случайным свидетелям память при помощи особого приборчика. У меня ничего такого при себе нет, так что потом придётся применять обыкновенный кирпич. Если согласны, то пойдёмте.

Шкурдюк был категорически не согласен и, едва только Донцов покинул машину, сразу задраил окна и заблокировал двери.

Ночью всё выглядело совсем иначе, чем днём, и дырку в заборе он нашёл далеко не сразу. Ещё труднее было сориентироваться на территории, освещённой только светом звезд. Получая солидные деньги от заморских заказчиков, администрация бюро, как говорится, экономила на спичках. Впрочем, свет могли погасить и преднамеренно, дабы он не мешал обтяпывать разные неблаговидные делишки.

Конечно, страшна была не темнота сама по себе. Страшны были всякие ямы производственного и непроизводственного назначения, которые она скрывала. Сейчас только и не хватало, что провалиться в канализационный колодец, наполненный крутым кипятком или жидкими отходами гальванического цеха.

Препятствия наземные беспокоили Донцова в гораздо меньшей степени. Они заранее предупреждали о себе то ли темным силуэтом на фоне звездного неба, то ли каким-либо специфическим запахом, то ли внезапным появлением затишка, где совсем не ощущался ветер, свободно гулявший по территории Экспериментального бюро.

Таким манером он миновал несколько производственных корпусов, затемнённых, словно в преддверии бомбежки, и увидел обширный светлый прямоугольник, который, несомненно, являлся стеклянной крышей монтажно-испытательного цеха, подсвеченной снизу скупым светом.

– Где же вы так долго пропадали? – раздался из темноты упрёк, не менее горький, чем знаменитое «И ты, Брут?».

– Машина сломалась, – вынужден был соврать Донцов. – А вы сами почему мне потом не отвечали?

– Да я тут в запале за всё подряд дергал и какую-то штучку оторвал, – признался Кондаков. – Только не могу понять какую. Техника нынче пошла уж больно мудреная. Не то что раньше…

– Свисток, конечно, был надежнее, – согласился Донцов. – Хотя, случалось, тоже подводил. Особенно на морозе.

Он ощупал рацию, которую ему сунул Кондаков. Починить её на месте не представлялось возможным – старик оторвал не только антенну, но и шнур манипулятора. Чего только не сделаешь «в запале»!

– Сколько человек прибыло? – поинтересовался Донцов.

– Я в темноте не разглядел. Но много. Рыл пять как минимум. Кучей ввалились и сразу свет зажгли. Они там уже больше часа ошиваются. Может, подмогу вызовем?

– Обойдёмся. Оставайтесь здесь для страховки. Внутрь войдёте, если только услышите выстрелы. Но надеюсь, до этого не дойдёт.

Как и предполагал Донцов, дверь, ведущая в цех, была не заперта. Правила техники безопасности требовали, чтобы двери производственных помещений не имели внутренних запоров и открывались исключительно наружу, дабы рабочие, даже объятые пламенем, могли беспрепятственно покинуть место аварии.

Таиться не имело смысла, и Донцов прямиком двинулся в глубь цеха, туда, где горел свет и слышались приглушённые голоса.

Пространство вокруг было заполнено всяческой технической тряхомудией и оттого напоминало декорацию из фантастического фильма или чрево атомной подводной лодки. Судя по разноцветным огонькам, мерцавшим в полумраке, как кошачьи глаза (представляете, целая стая кошек, и все одноглазые!), большая часть аппаратуры находилась в рабочем состоянии.

Люди, под покровом ночи проникшие в испытательно-монтажный цех, завидев Донцова, сразу умолкли и, если можно так выразиться, пришли в некоторое замешательство.

В основном это были знакомые лица – старик Лукошников, Тамарка-санитарка, главный инженер Экспериментального бюро, ещё накануне вечером убеждавший Донцова в надёжности местной охраны.

Был, правда, и один посторонний человек, судя по приметам – тот самый тип, который в метро увильнул от Кондакова. Выглядел он так, словно только что проснулся и никак не мог врубиться в сложившуюся ситуацию.

Внутри цеха было так же холодно, как и снаружи, а потому никто не снял верхней одежды. Лукошников был облачен в просторный ямщицкий тулуп, Тамарка-санитарка в оранжевую синтетическую курточку, а их новый товарищ свой наряд, наверное, позаимствовал у огородного пугала.

– Привет честной компании, – сказал Донцов. – А где же Эдгар?

Старик Лукошников услужливо указал на загадочное устройство, похожее на гильотину, и, присмотревшись повнимательнее, Донцов разглядел здоровенного ворона, устроившегося на его верхотуре.

– Все, значит, в сборе.

– Все, – кивнула Тамарка-санитарка. – Только вас не хватало.

– Знакомый голос, – сказал Донцов. – Не с вами ли я беседовал вчера поздно вечером?

– Со мной… А вы никак арестовывать нас пришли?

– Не помешало бы. Грешков за вами немало водится… А вы не стесняйтесь, – обратился он к главному инженеру, так и порывавшемуся отступить подальше в тень. – Делайте свое дело. На меня внимания не обращайте. С вами потом будет отдельный разговор.

– Хотелось бы знать, что ещё, кроме убийства Намёткина, вы нам инкриминируете? – осведомилась Тамарка-санитарка.

– Много чего. Побег из-под стражи. – Донцов стал загибать пальцы. – Кражу в акционерном обществе «Теремок». Незаконное приобретение официальных документов. Нападение на работника правоохранительных органов.

– Пустое. Никакого убийства не было. Это вы, наверное, уже и сами поняли. Олег Намёткин жив. Вот он перед вами. – Она поочередно указала на всех присутствующих, кроме главного инженера и самого Донцова, не забыв и про ворона. – А если нет состава преступления, значит, мое задержание было незаконным. Бежав из-под стражи, я лишь восстановила справедливость… Или восстановил… Тьфу, привык называть себя в женском роде!

– Не стесняйтесь. Как вам удобнее, так и говорите.

– Теперь относительно «Теремка». Насколько мне известно, официальной жалобы от его владельцев не поступало. А бандитские разборки, последовавшие после кражи, пошли только на пользу обществу. Что касается нападения на работника правоохранительных органов, то это вопрос спорный. Документов он не предъявлял, а вёл себя как маньяк. Зенки свои кровавые вылупил и ходил за нашим человеком по пятам. Да и не убыло ему от стакана сока. Хоть рожу умыл лишний раз. Но мы готовы хоть сейчас извиниться перед ним.

– Как у вас просто получается. Извинился – и гора с плеч.

– А зачем усложнять каждую мелочь? Разве мало у нас с вами других забот?

– Действительно, забот выше крыши… Даже заводской… – Донцов мельком глянул вверх, откуда черное небо следило за ними тысячами мерцающих глаз. – Почему молчат остальные? Стесняются?

– У кого что… Аскольд Тихонович говорун известный. Но, превращаясь в Намёткина, точнее, в Намёткина Второго, дар речи теряет. Не достался ему этот дар при дележке. Эдгар, которого можно назвать Намёткиным Третьим, всё понимает, кое-что помнит, но разговаривать не может в силу своей вороньей природы. Для общения с ним мы пользуемся так называемым текстовым методом. Берём газету или книгу, а он тыкает клювом в нужные буквы. По поводу нашего нового товарища, Намёткина Четвертого, сказать ничего определённого пока не могу. Интеллекта на его долю перепало маловато. Самый мизер. Мы за ним ходили, как няньки. Хорошо хоть, что штаны не забывает снимать, когда на унитаз садится.